Уходя на пенсию, Буркхард Бергманн сожалеет о многих упущениях, одно из них — не состоявшееся в начале 90-х СП компании с «Газпромом». Хотя сейчас эта идея уже не актуальна

Завтра глава правления E. On Ruhrgas Буркхард Бергманн покидает газовую компанию, в которой проработал 36 лет. Он начал свою карьеру в Ruhrgas в начале 1970-х, примерно тогда же Советский Союз начинал первые поставки газа в Европу. За многие годы работы с русскими Бергманн сделал главный вывод: важнее всего надежность и постоянство, и ради этого можно пойти на потери.

— Чем собираетесь заняться после ухода из Ruhrgas?

— E. On меня вновь выдвинула кандидатом в совет директоров «Газпрома», и я с удовольствием буду в нем работать. За восемь лет я очень хорошо узнал эту компанию. Думаю, что смогу и в будущем оказывать полезные услуги. Я также останусь в комитете акционеров Nord Stream как представитель E. On Ruhrgas и буду работать в органах управления других компаний. И, наконец, надеюсь, что у меня будет больше свободного времени.

— А в совете директоров «Газпрома» чьи интересы теперь вы будете представлять?

— Я всегда был независимым директором. И голосовал от себя лично и при голосовании руководствовался только одним-единственным критерием — хорошо это для «Газпрома» или нет. В редких случаях, когда речь шла о сделках с концерном E. On, я, конечно, не голосовал.

— Зато сейчас вы не связаны конфликтом интересов и можете голосовать по всем вопросам.

— Да.

— Почему, на ваш взгляд, многие немецкие деятели после ухода со своих постов находят новую работу в «Газпроме»? Герхард Шредер и Маттиас Варниг теперь строят Nord Stream. Вы остаетесь в совете директоров концерна. Это такая особенность российско-немецких газовых отношений?

— Варниг еще не вышел на пенсию. А что касается Шредера, то я не вижу ничего удивительного в том, что человеку, завоевавшему отличную репутацию, предлагают подобные посты. В Европе это принято.

— Тем не менее многие эксперты и журналисты негативно восприняли согласие Шредера участвовать в газпромовском проекте.

— Потому что часть из них предположила, что это своего рода знак благодарности немецких компаний за то, что Шредер, будучи канцлером Германии, поддерживал Nord Stream. Шредер поддерживал этот проект, потому что был убежден, что он важен для энергоснабжения Германии и Европы. И пост главы комитета акционеров Nord Stream ему, кстати, предложила российская сторона, а не немецкая. Он очень хорошо справляется со своей задачей. И правильно сделал, что согласился.

— Многие считают, что с приходом нового немецкого канцлера Ангелы Меркель газовые отношения между Россией и Германией станут прохладнее. Согласны ли вы с таким мнением?

— Я бы так не сказал. СМИ всегда на первый план выдвигали личную дружбу между Шредером и Путиным. Сейчас эта мужская дружба уже не имеет значения для политических отношений, а на ее место встали нормальные теплые отношения. Г-жа Меркель очень заинтересована в положительном развитии этих отношений и придает огромное значение именно газохозяйственным связям.

— Вы один из немногих, кто помнит, как зарождались российско-немецкие газовые отношения. Оценивая события 30-летней давности, как вы думаете, почему немецкий канцлер Вилли Брандт все же дал добро на поставку российского газа в Германию в начале 1970-х гг., в то время как Америка и многие другие европейские страны были против того, чтобы российский газ появился в Европе?

— Это было весьма смелое решение как с советской, так и с немецкой стороны. Доля природного газа в общем энергопотреблении Европы была ничтожно мала. Ruhrgas реализовала в 1970 г. всего лишь 6,5 млрд куб. м природного газа из немецких и голландских источников. Ни у кого не было опыта работы с российским природным газом, и тогда был большой вопрос, справится ли Советский Союз с выполнением всех своих задач и сможет ли он в срок поставить газ и обеспечить надежность поставок в долгосрочном плане. И экономическая сторона проекта была сложной, потому что цены на природный газ были очень низкие. К тому же Советскому Союзу были нужны трубы, а на их закупку пришлось брать кредиты, которые погашались за счет выручки от продажи газа. Так возникла знаменитая сделка «Газ — трубы». Она оказалась очень успешной, и до начала первых поставок газа мы увеличили законтрактованные объемы закупок. Потом у нас произошел один инцидент в 1975 г., который очень сблизил Россию и Германию. Речь идет о газовом проекте «Иран — СССР — Европа». По контракту Иран должен был передать свой газ на ирано-советской границе консорциуму, а Советский Союз — поставить эти объемы в рамках обмена в Европу. Это были самые сложные газовые переговоры, в которых мне случалось участвовать. Как с коммерческой, так и с культурной точки зрения. Мы очень отличались по темпераменту, тактике ведения переговоров и целям.

— Какова была ваша роль?

— Мне тогда было только 32 года, я начинал свою карьеру в Ruhrgas, и мне пришлось вести переговоры с иранцами, русскими, французами, австрийцами. Но 30 ноября 1975 г. этот сложный процесс завершился в Тегеране подписанием соглашения. Для меня это стало импульсом в карьере. Но как только началось строительство, произошла иранская революция. А Ruhrgas получила телефакс, в котором иранский лидер Хомейни извещал, что строительство газопровода не было волей иранского народа и потому дело закрывается.

Последовавшие за этим события свидетельствуют о том, что, если есть взаимное доверие, всегда находится решение. Советский Союз продал нам те объемы, которые были предназначены для обмена на иранский газ в рамках большого контракта в 1981 г. Вокруг этого контракта шла политическая борьба. Америка была категорически против этого контракта, потому что увеличивалась зависимость Европы от русского газа.

— Правда ли, что именно по предложению Ruhrgas цена на газ в контрактах «Газпрома» стала привязываться к корзине нефтепродуктов?

— Да, но это было не в 1970 г., а позже. Привязка цены на газ к цене на нефть была выгодна для России и Германии, потому что обе стороны смогли обеспечить себе конкурентоспособные цены.

— Многие эксперты считают, что в начале 1990-х гг. немецкое правительство и Ruhrgas совершили сразу несколько стратегических ошибок: Ruhrgas отказалась создать с «Газпромом» СП для дистрибуции газа в Германии и не стала снижать цену на свой газ для крупного покупателя — BASF, предложив ей строить распределительные газопроводы самостоятельно. Кроме того, немецкое правительство не разрешило «Газпрому» участвовать в покупке VNG. В итоге Ruhrgas своими руками создала себе конкурентов на немецком газораспределительном рынке — Wingas и WIEH. Как вы сейчас смотрите на эти события?

— Да, я согласен, мы допустили ошибки. Однако что касается VNG, то это зависело от немецкого правительства, а не от нас. Но отдельные руководители «Газпрома» винили во всем Ruhrgas. А относительно СП — на тот момент «Газпром» нечетко высказал свои пожелания. Но я должен признать, что простого решения просто не существовало. В отличие от Wingas мы продаем газ нескольких производителей, и нам нужны сбалансированные решения, учитывающие интересы всех крупных поставщиков.

— Так или иначе, но вся эта история с VNG и Wingas привела к холодной войне между Ruhrgas и «Газпромом».

— Я не стал бы так говорить, но в любом случае наступило взаимное охлаждение. Действительно, окончательно мы помирились только в 1998 г. Тогда в мае мы подписали новый долгосрочный газовый контракт, а в конце 1998 г. впервые приобрели акции «Газпрома» (у государства). Для Ruhrgas это было очень трудное решение. Лично я приложил много усилий в этом вопросе. Не все наши акционеры разделяли мое мнение.

— Зато теперь вам полагаются проценты с разницы между тогдашней и сегодняшней стоимостью этого пакета?

— Лучше спросите меня, почему я сам не купил тогда акции! Сейчас я был бы богатейшим человеком! Но это шутка — я не имел права владеть акциями «Газпрома», потому что являлся инсайдером и обладал соответствующей информацией.

— Как вы полагаете, должна ли E. On Ruhrgas увеличивать свой пакет акций в «Газпроме» или же, наоборот, продать его? Либо, может быть, обменять на долю в российском газовом месторождении?

— Мы удовлетворены нашим пакетом акций, и в данный момент ничего нового по этому поводу сказать нельзя.

— Разница между ценами на газ на границе и для конечного европейского потребителя очень большая. И получается, что только трейдеры, закупающие этот газ у «Газпрома» на границе, зарабатывают более $3 млрд в год. Однако «Газпром» считает, что, чтобы войти в систему дистрибуции, нужно инвестировать в европейские сети десятки миллиардов долларов, а окупаемость этого проекта под большим вопросом. Согласны ли вы с этим?

— Было бы неправильно думать, что дистрибуция приносит какую-то огромную прибыль. Около 55% цены, которую платит конечный потребитель, приходится на стоимость импорта, 28% — это расходы на транспорт и дистрибуцию в Германии, 16% — налоги и сборы. Маржа E. On Ruhrgas составляет менее 10% от средней цены для конечного потребителя, причем отсюда должны быть покрыты расходы на транспорт, хранение, маркетинг, оплачиваются налог на прибыль и страхование рисков. Это значит, что рентабельность от продажи газа составляет всего несколько процентов. Поэтому ошибочно сравнивать цену на границе с той, по которой мы продаем газ населению. Более половины всего газа мы продаем промышленным потребителям, электростанциям, для которых цены намного ниже. Имеет ли смысл вкладывать миллиарды долларов, чтобы войти в сферу бизнеса с такой низкой рентабельностью? К этому можно добавить, что России мы платим такие же цены, как и западным производителям, которые они считают справедливыми и вовсе не собираются выходить на рынок распределения. Привлекательность этого рынка постоянно уменьшается, так как он все больше и больше подвержен регулированию.

— Wingas — хороший пример того, что попасть на западноевропейский рынок «Газпром» мог, только создавая совместные структуры с компаниями, имевшими хорошие связи с правительствами этих стран. Но почему, на ваш взгляд, «Газпрому» так нигде и не удалось больше повторить такой успех?

— Это неправильное суждение. Я сомневаюсь, что теперь такой проект, как Wingas, является привлекательным, если сравнивать с другими возможностями вложения денег. В результате либерализации европейского газового рынка владельцы сетей обязаны допустить в свои газопроводы других поставщиков по регулируемым тарифам. Ситуация коренным образом изменилась по сравнению с началом 1990-х гг. Гораздо важнее иметь надежного партнера, с которым можно работать во многих странах, а именно — в тех областях, где отсутствует регулирование, например в сфере производства электроэнергии. Поэтому сотрудничество с E. On является для «Газпрома» весьма привлекательным. У нас есть активы во многих странах — не только газовые, но и электроэнергетические, так что здесь имеется значительный потенциал для сотрудничества.

— Пока «Газпрому» не очень-то удается наладить прибыльную торговлю на европейском сбытовом рынке. Например, бизнес Gazprom Marketing & Trading успешным пока не назовешь. Как вы думаете, в чем причина: противодействие со стороны британских чиновников или, может, в «Газпроме» мало специалистов, умеющих торговать газом в современных условиях?

— Я не согласен ни с тем ни с другим. «Газпром» обладает в Великобритании очень квалифицированными специалистами. Английский рынок высококонкурентный, а потому и маржа там незначительная. Но чтобы дойти до Англии, «Газпром» должен транспортировать свой газ или через Германию — Бельгию, или через Германию — Голландию, а это означает дополнительные затраты.

— Многие предрекают бизнесу Ruhrgas большие проблемы из-за либерализации европейского рынка газа. Во многом из-за того, что компания не стремилась обрастать собственными ресурсами газа, а занималась только маркетингом.

— Я так не считаю. Мы вложили достаточно средств в собственную добычу. Наше сотрудничество с другими производителями проходит успешно, и я убежден, что оно будет хорошо развиваться и дальше.

— Эксперты называют сделку по покупке E. On Ruhrgas газовых активов MOL очень невыгодной для немецкого концерна, так как он за большие деньги купил убыточный бизнес по дистрибуции и хранению газа, а MOL все равно играет первую скрипку на венгерском рынке газа.

— Это не так. Бизнес и по хранению, и по торговле газом идет очень успешно. По результатам 2007 г. у нас будут привлекательные прибыли. На венгерском рынке есть определенные проблемы, но я бы сказал, что это скорее российско-украинская проблема. Я говорю о компании Emfesz, которая покупает газ для Венгрии у Rosukrenergo. На мой взгляд, это непрозрачная схема и во вред России. Прежде всего потому, что Emfesz предлагает венгерским покупателям газ по заниженной цене — существенно ниже, чем «Газпром экспорт».

— Что сейчас E. On Ruhrgas предлагает «Газпрому» в обмен на участие в Южно-Русском? В конце декабря прошлого года компании в совместном заявлении сообщили, что E. On согласилась отдать «Газпрому» электростанции в Западной и Центральной Европе и подземные хранилища газа. Почему обмен активами не состоялся и что за активы предлагались?

— Со списком активов еще окончательно не договорились. Речь идет об электростанциях в Центральной и Западной Европе.

— Насколько реально воплотить в жизнь проект South Stream?

— Это зависит от того, будут ли надежные договоренности с Украиной. «Газпром» правильно диверсифицирует транспортные маршруты. Но, с другой стороны, транспортные расходы вырастут, так как газу придется преодолеть б?льшие расстояния. Но в то же время на долю транспортных затрат приходится небольшая часть продажной цены. К примеру, по Nord Stream транспортные затраты составляют менее 10% от стоимости газа.

— Интересуют ли E. On Ruhrgas какие-то иные нефтегазовые проекты в России? Рассматривает ли она возможность создания партнерства с другими российскими компаниями? Ведет ли с кем-то сейчас переговоры?

— В данный момент мы сосредоточились на «Газпроме». Если из этого ничего не выйдет, мы решим, как идти дальше. У E. On много возможностей для инвестиций. Мы уже серьезно инвестировали в электроэнергетику, купив ОГК-4. Мы самый большой иностранный инвестор, никто нас не может упрекнуть, что мы не верим в будущее России. Эссен

Биография

Родился в 1943 г. в г. Зенденхорсте (Германия). Получил степень доктора в Техническом университете Ахена

———————————————————————————

1968

чиновник федерального министерства науки и техники Германии

———————————————————————————

1969

сотрудник ядерного научного центра Юлиха

———————————————————————————

1972

начальник отдела по снабжению СПГ Ruhrgas

———————————————————————————

2001

председатель правления E.On Ruhrgas

———————————————————————————

2003

вошел в правление крупнейшего энергоконцерна Германии E.On

———————————————————————————

«Почему я сам не купил тогда [в 1998 г.] акции «Газпрома»? Сейчас
я был бы богатейшим человеком!
Но я не имел на это права»

———————————————————————————

E.On Ruhrgas
Германский дистрибутор газа

Выручка – 24,987 млрд евро (2006 г.).
Чистая прибыль – 1,15 млрд евро.
Сбыт газа – 709,7 млрд кВт ч (61,7 млрд куб. м).
Акционер – E.On (100%).
E.On Ruhrgas занимает 1-е место в Германии по объему сбыта газа. Система газопроводов E.On Ruhrgas насчитывает 11 405 км, в компании 11 подземных газохранилищ объемом 5,3 млрд куб. м, 28 компрессорных станций.