С тех пор, когда Россия ратифицировала Киотский протокол (в 2004 г.), тема «торговли воздухом» не сходит со страниц наших СМИ. Еще бы — ведь новые рыночные механизмы Протокола позволяют нашим корпорациям получать доходы буквально из воздуха. А именно — продавая сокращения выбросов СО2, которые так или иначе образуются в ходе большинства проектов модернизации мощностей. Таких проектов у наших компаний колоссальное количество, и для получения «киотских» доходов их надо официально оформить как т.н. проекты совместного осуществления (СО). И все — открывается финансирование на миллиарды долларов.Эти миллиарды помешали бы сейчас, в период экономического кризиса. Но пока их зарабатывает Китай, Индия и многие другие, включая даже Украину — только не Россия. И наши корпорации это, мягко говоря, не радует. Ведь все, что требовалось от государства — это наладить в России систему одобрения и регулирования проектов СО. Тем более, что «велосипедов» здесь изобретать не требовалось: системы одобрения таких проектов в Европе к тому времени уже имелись. От Германии до Польши, Болгарии и даже стран Балтии они были созданы по принципу одобрения проектов «в одно окно», с простой и прозрачной процедурой. Поэтому все участники рынка полагали, что именно этот опыт и будет использован, тем более что ЕС выделил России специальный грант в размере 2 млн евро на разработку системы регулирования проектов СО. Ведь известно, как упорно проталкивает ЕС идею совместимости всех российских экологических норм с европейскими стандартами.МЭРТ РФ, ставший бенефициаром гранта, с энтузиазмом взялся за его освоение, назначив исполнителем американскую фирму ICF. Оптимизма добавляли жесткие сроки, заложенные в План Национальных Действий по Киотскому протоколу: проект порядка регулирования проектов СО МЭРТ должен был представить уже во 3-м квартале 2005 г.Узнав о российских планах, к нам ринулись инвесторы — покупатели сокращений. Но ажиотаж недолго длился: дальше началось нечто необъяснимое. Сроки представления МЭРТом порядка сначала были отложены на квартал, а потом — просто на неопределенный срок.. В итоге прошли 2005-й и 2006-й годы — это были годы размещения мирового спроса на сокращения, и Россия от этого процесса фактически самоустранилась. В итоге национальный порядок регулирования в сколько-нибудь завершенном виде в России появился лишь в 2008 г., когда от мирового спроса остались только рожки да ножки.Причины такого «киотского суицида» нашей страны назывались разные — от некой антипатии к данной теме наших лидеров до элементарного расчета времени, необходимого чиновникам МЭРТ на «освоение» гранта. Наблюдая за недоумением иностранцев по поводу медлительности МЭРТ, досужий россиянин, поднаторевший в «распиле» казенных денег, только усмехался в усы: ведь ясно же, что проект порядка нельзя представлять, пока деньги не «освоены» до конца — иначе будет непонятно, на что они, собственно, пошли. Но что интересно: результаты работы по гранту так и не были представлены российскому и международному бизнесу. Хотя вопрос об отчетности может скорее заинтересовать Счетную Палату. Для российских корпораций гораздо важнее то, что в результате трехлетней затяжки Россией почти полностью потерян углеродный рынок. Ценой «грантовых радостей» стала утрата 10-12 млрд долларов наших доходов.Что же касается нелюбви руководства страны к «киотской» теме, то здесь краски, видимо, сгущены — понимание, скорее всего, существует. По крайней мере, если судить по предвыборной речи Президента РФ Д.А. Медведева от 14.02.2008, в которой ясно сказано: «Если мы вписались (в Киотский протокол), то должны по максимуму получить те преимущества, которые причитаются».Но, как часто бывает в России, реальная ситуация здесь весьма далека от пожеланий руководства. Та система одобрения проектов, которая сейчас сложилась в России, просто бьет все мировые рекорды по количеству и разнообразию барьеров, созданных для владельцев проектов — российских корпораций. Она ничем не напоминает простые европейские аналоги, так что в этом смысле можно не сомневаться — деньги ЕС были действительно потрачены зря.Судите сами: наше государственное одобрение проектов уникально по сложности и предусматривает 5-ступенчатую процедуру рассмотрения подаваемых заявителями проектных заявок. Сначала идет рассмотрение в МЭР РФ; далее заявка отправляется на рассмотрение в целый ряд ведомств, включая и те, которые, что называется, «не по профилю». Если проект получает «черный шар» от любого из этих ведомств, он автоматически снимается «с пробега».Далее заявка проходит т.н. Межведомственную комиссию, образованную при МЭР РФ, причем в два этапа — сначала Экспертный совет при МВК, а затем собственно Комиссию. И если в МВК сидят представители тех же ведомств, то в Экспертном совете — люди «со стороны», от которых судьба проекта тоже полностью зависит. И лишь после этого проект подается в Правительство РФ, которое и принимает окончательное решение о его одобрении.Однако, такой сложной процедуры чиновникам МЭР показалось мало, и ими был создан новый, дополнительный барьер, а именно, такая неизвестная в мире практика, как собственные (ведомственные) критерии эффективности при рассмотрении проекта на предмет одобрения. Ненужность этой меры понятна каждому, поскольку речь идет о торговой сделке по купле-продаже сокращений выбросов. Эффективность любой внешнеторговой сделки, как известно, определяется ее участниками — такой порядок принят в России для внешней торговли всеми товарами, кроме оружия. Почему именно сокращениям так повезло, непонятно (точнее -слишком понятно).Стоит ли удивляться, что в рамках такой выдающейся системы до сих пор НЕ БЫЛО ОДОБРЕНО НИ ОДНОГО ПРОЕКТА. И, соответственно, владельцами проектов не получено ни копейки (точнее, ни цента). Впрочем, с некоторых пор систему критикуют даже представители МЭР РФ — мол, слишком сложная получилась. А ведь хотели как лучше…Правда, выводы из этой критиками еще интереснее: систему предлагается полностью «переформатировать», сделав главной инстанцией отбора проектов ….Сбербанк РФ. Да, читатель, не удивляйтесь: коммерческий банк предлагается наделить функциями, ранее закрепленными за органами государственного управления. И если бы речь шла о банке, находящемся в собственности Правительства РФ, это было бы хотя бы отчасти понятно. Но главный акционер Сбербанка — ЦБ РФ, передача которому функций правительственных органов — юридический нонсенс.Впрочем, некоторые преимущества такой схемы просматриваются сразу: например, если чиновник министерства отвергает тот или иной проект в рамках системы одобрения, то с него, хотя бы теоретически, можно спросить (в рамках тех же антикоррупционных законов, например). А какой спрос может быть с сотрудника коммерческого банка и тем более какого-то частно — государственного партнерства при нем (которое, по имеющимся данным, планируется создать при Сбербанке для этих целей)?Так что схемы предлагаются, время идет, а западные деньги летят и летят на счета наших конкурентов мимо российских карманов. А наши корпорации задаются традиционными российскими вопросами: когда же это кончится и кто за это ответит?Текст публикуется в авторской редакции